article_vosstcourt

МОТИВАЦИИ СОВРЕМЕННОЙ ПОДРОСТКОВОЙ ПРЕСТУПНОСТИ КАК ФАКТОР ПРЕПЯТСТВИЯ ЮВЕНАЛЬНОМУ ПРИМИРЕНИЮ С ЖЕРТВОЙ И ОСВОБОЖДЕНИЯ НЕСОВЕРШЕННОЛЕТНЕГО ОТ НАКАЗАНИЯ

(по материалам психолого-правового анализа «Эволюция преступности несовершеннолетних в России»)

Под ювенальной юстицией согласно общепринятым научным определениям понимают научное направление, предметом которого является теоретическое и прикладное изучение особенностей уголовно-правового, уголовно-процессуального и криминологического воздействия на сознание и поведение несовершеннолетних как субъектов правонарушения (преступления) и носителей юридической ответственности.

В более широком смысле под ювенальной юстицией понимается совокупность правовых механизмов, медико-социальных, психолого-педагогических и реабилитационных, а также иных процедур и программ, предназначенных для обеспечения наиболее полной защиты прав, свобод и законных интересов несовершеннолтених, а также лиц, ответственных за их воспитание, реализуемых системой государственных и негосударственных органов, учреждений и организаций.

С другой стороны, под ювенальной юстицией понимают систему государственных органов, осуществляющих рассмотрение дел, связанных с привлечением к ответственности несовершеннолетних. При этом как отмечается в научных работах – даже среди наиболее квалифицированных ученых и специалистов все еще нет единого мнения о том, что же такое ювенальная юстиция. Причем разночтения возникают не только в отношении содержательного аспекта, но и в самом названии (2 – проф. В.Д. Ермаков Юстиция обязана защищать права и законные интересы несовершеннолетних (Российская юстиция 2000 № 10 с. 23)

Ювенальная юстиция не является новым историческим явлением, тем более что современные идеологи этого направления связывают необходимость введения отдельной системы правосудия для несовершеннолетних как способа преодоления негативных общественных явлений духовно-нравственной деформации личности правонарушителя. Также отмечается, что ювенальная юстиция ставит своей задачей определение пробелов в воспитании и становлении законопослушных членов общества и предложение путей и способов устранения недостатков в данной сфере.

Однако постановка фактически такой глобальной задачи как перевоспитание или социализация неблагополучных слоев несовершеннолтених правонарушителей неоднократно возникала в обществе в последние два столетия.

Прежде рассмотрения исторического опыта таких попыток следует установить, какие факторы влияют на девиантное поведение подростков. Исследования на эту тему производились такими отечественными учеными как М.Н. Гернетом, И.я. Фойницким, М.М. Ковалевским и другими, заруюежными З.Фрейдом, Э.Эриксоном, Э. Фроммом, Г. Беккером, Э. Ферри.

Как показывает практика, процессы существенных социально-экономических и политических преобразований в обществе приводят к появлению все новых и новых видов отклоняющегося поведения, в первую очередь в подростковой среде. Субъекты подросткового возраста, являясь наиболее уязвимыми в части внешнего воздействия социума, моделируют свое поведение, воспринимая вновь появляющиеся, зачастую искусственно создаваемые в обществе установки как нормы, правила поведения.

Социальные нормы соответствуют ценностям общества и служат фундаментом общественной жизни, под их воздействием происходит освоение тех или иных социальных ролей, которые детерминируют ролевое поведение индивида. Поскольку ролевое обучение особенно продуктивно в подростковом и юношеском возрасте, молодое поколение стремительно впитывает постоянно пропагандируемые с экранов телевизоров, журнальных и газетных публикаций более легкие, приемлемые для себя образцы поведения, которые монотонно и упорно, явно или завуалировано декларируются как безусловные социальные нормы («Хочешь жить безбедно, быть олигархом – иди по «трупам», не останавливайся ни перед чем, так как побеждает сильнейший, а слабакам и слюнтяям нет места в нашем новом обществе»; «Быть содержанкой – весьма престижно, нужно лишь постараться вовремя «схватить» источник дохода и т.п.). Понятно, что подобные «нормы» категорически противоречат сложившимся в обществе веками общечеловеческим ценностям («помоги слабому», «будь милосердным», «не предавай», «не обманывай», «любовь-высшая ценность») не просто искажая, а частично или полностью уничтожая их, что закономерно приводит к формированию бездуховности, безнравственности, беспринципности, в первую очередь у взрослеющей личности.

Искажение ценностей, жизненных ориентаций в обществе напрямую зависит от действующих в нем социальных норм как неотъемлемого элемента общественного управления, одного из средств ориентации поведения личности или социальной группы в определенных условиях (Афанасьев, 1980). Посредством социальных норм как средств социальной регуляции поведения общество формирует, оценивает, поддерживает, защищает, воспроизводит необходимый ему, отвечающий его природе, реализующий его идеалы, обеспечивающий его существование, воспроизводство и развитие тип поведения (Scott, 1971; Aronfreed 1968; Wann 1964).

При этом ни социальный уровень жизни, ни уровень образования не являются решающими факторами при формировании девиантного (преступного) поведения.

Так, исследования, охватившие 300 подростков из различных социальных слоев, - показали, что при одинаковой направленности отклонений негативного характера различными были социальный статус их семей, а соответственно и условия их жизни, и образовательный уровень исследуемых. Так, например, разбойные нападения и грабежи теперь уже совершают не только подростки из социально неблагополучных семей, так называемых низов общества, которые изначально не получили должного образования и нравственного воспитания, иерархия мотивов и шкала ценностей которых были нарушены в соответствии с нормами и установками их микросоциального окружения (в первую очередь семьи). Подростки из материально обеспеченных семей, с высоким образовательным и личностным уровнем родителей также совершают аналогичные преступления, на сегодняшний день составляя достаточно большой массив несовершеннолетних обвиняемых в тяжких и особо тяжких преступлениях.

Исходя из вышесказанного очевидно, что в любом случае, в социально отклоняющемся поведении взаимодействуют три группы явлений: социальные нормы, свойства личности и особенности конкретной ситуации.

Нельзя отрицать и того факта, что процесс формирования у подростка девиантного поведения отрицательной направленности происходит постепенно и часто латентно, но в случае вхождения подростка в антисоциальную среду его приобщение к нормам девиантной субкультуры происходит значительно быстрее, чем у взрослой личности под действием механизма девиантной идентичности.

Исторический опыт России:

Данные уголовной статистики в дореволюционной России как непреложный факт устанавливали почти повсеместный рост детской преступности: „развитие детской предступности в 19 столетии является вполне установленным фактом; она возросла и по отношению к самой себе и по сравнению с преступностью общей, которая в этом отношении является не столь угрожающей, это явление общее для всех народов, несмотря на их политические или религиозные различия” (Борткевич, 1905 г. С. 132). При этом указывалось, что большинство детей-преступников встают на путь совершения правонарушений очень рано – в возрасте восьми, десяти, двенадцати лет.

Интересной исторической особенностью является тот факт, что в то же время в Англии как общая так и детская преступность не возрастала, а, наоборот, понижалась, исследователи называли Англию „счастливым исключением”. Причину же такого позитивного состояния детской преступности в Англии современники видели в том, что эта страна быстро и решительно двигалась по пути демократизации общественных отношений, в ней стремительно проводились крупные политические и социальные реформы, широко развивалась децентрализация с могущественными и свободными органами местного самоуправления. При этом ни государство, ни органы местного самоуправления не скупились на расходы по культурным нуждам вообще и на воспитание беспризорных детей; в частности – в Англии было 207 исправительных заведений, в которых содержавлось 29 393 малолетних преступника, на которых государство тратило 6 млн фунтов в год и такая же сумма на нужды исправительных заведений поступала в качестве благотворительной помощи от частных лиц и различных обществ (Щеглов, 1910).

В России исследователи все чаще заявляли о необходимости кардинального пересмотра мер по борьбе с детской преступностью, что многие объясняли тем, что „ в сознание современных судей все больше проникает разочарование в старых путях борьбы с детской преступностью – многие из судей не видят иного средства покончить дело с малолетними иначе как оправдать их или же отдать под надзор родителей, судья отпускает малолетнего понимая, что приговорив его в тюрьму, он погубит его окончательно, чем погубить его наверняка, лучше уж предоставить его будущее своему свободному течению: может быть, как-нибудь, хотя бы случайно, и перестанет воровать” (Особый отчет...1910, с. 4-5).

Таким образом, учитывая пример значительного падения показателей детской преступности в Англии, исследователи практически единодушно сделали вывод о том, что с преступностью малолетних необходимо бороться путем последовательного оздоровления существующих социальных отношений и проведения ряда глубоких политических и социальных реформ, так как другие методы борьбы, в том числе и ужесточение наказания, могут оказаться абсолютно неэффективными.

Исследователи детской преступности 1900-1912 годов, помимо наличия неблагополучной семьи, к социальным причинам, способствующим росту преступности среди несовершеннолетних, относили следующие: бегство из деревни в город при скученности населения в последних; „легкость и быстроту сношений, упадок морального чувства”, появление все большей „гласности, которую придает преступлениям некоторая пресса, развитие алкоголизма и свободные нравы”, „улица и уличные товарищи, трактиры, чайные, азартне игры, ночные предосудительные похождения довершают в отрицательном смысле то дело, которое не выполняет семья” (Диомидов, 1912, с. 363-364).

Решение проблем детской преступности в дореволюционной России осуществлялось по пути создания общественных заведений социальной направленности. Так, в Петербургском Доме милосердия было создано два отделения для несовершенолетних проституток с достаточно жестким режимом содержания, куда врачебно-полицейским комитетом, членами совета Дома милосердия, родителями девушек и благотворительным обществом при Калининской больнице направлялись девушки в возрасте до шестнадцати лет: одно отделения называлось „исправительным” и предназначалось для реабилитации „падших” уже подростков, а другое – „предупредительное” для тех, которых удалось вырвать из условий, неминуемо ведущих к их личностной, а зачастую и к физической гибели.

В Москве существовал небольшой приют „Святой Марии Магдалины”, рассчитанный на тридцать подростков, в который принимали детей любого возраста и выход оттуда был свободный – по желанию ребенка в любой момент. Основная задача данных приютов виделась в том, чтобы изменить мировоззрение ребенка, его характер, разрушить его уже сформировавшиеся порочные взгляды и установки. „Пусть забудут дети о прежней своей жизни, пусть не веселой и привольной встанет она перед ними в воспоминаниях, а тяжелым, мрачным кошмаром; дайте детям побольше света и воздуха, дайте веселья чистого – ведь больные перед вами....пусть не из приюта бегут дети, а в приют...не приютами, конечно, даже самыми образцовыми, можно уничтожить детскую проституцию, но спасти хоть немногих они могут” – призывал В.И. Гальперин.

Понятно, что и ранняя алкоголизация подростков и детская проституция совершенно обоснованно и закономерно относились к социальным явлениям, связанным с укладом существующего в дореволюционной России общества, с которыми необходимо было бороться посредством воздействия на порождающие их причины. Большинство исследователей были уверены в том, что с данной задачей, пусть и в очень скромных размерах, может справиться детский суд, путем создания различных учреждений, призванных бороться как с детской заброшенностью, так и с ее следствием – детской преступностью и детской проституцией.

Совершенно бесспорным считалось утверждение о том, что категорически недопустимо приравнивать ребенка, совершившего преступление, к взрослому преступнику, что подтверждалось действовавшей вплоть до середины 19 века системой „смягченных или уменьшенных” наказаний малолетних правонарушителей до тех пор, пока не было провозглашена необходимость устройства особых исправительных приютов для некоторых малолетних преступников.

Предполагалось, что предназначением детских судов будет функция быть не судом над детьми как таковыми, а стать судом над общественным укладом, порождающим детскую преступность. При этом, по мнению ученых, успешная деятельность детских судов могла стать возможной лишь в случае оказания им всяческой помощи со стороны общества при тщательном исследовании в каждом конкретном случае истинных причин преступления. Таким образом, предполагалось, что „карающий судья” преобразуется в судью, исследующего на только формальную, юридическую, но и социальную сторону совершения преступления, - станет защитником ребенка.

Преступность несовершеннолетних в СССР:

Революция, война, голод и разруха порождали толпы беспризорных детей, потерявших семью, которые в поисках куска хлеба примыкали к бродягам и преступникам, и вынужденные выживать любой ценой, быстро осваивали воровское ремесло. Детская преступность и беспризорность были бичом молодой Советской республики, проблемой, требующей немедленного разрешения, поэтому, практически в одно время с Декретом о рабоче-крестянской Красной Армии в октябре 1918 года был принят Декрет о комиссиях несовершеннолетних, который отменял суды и тюремное заключение для малолетних и несовершеннолетних, а обязывал комиссии о несовершеннолетних вести дела лиц до 17 лет обоего пола, замеченных в общественно опасных деяниях. Места содержавния несовершеннолетних стали называться „убежищами Народного комиссариата общественного призрения”.

К 1921 году число беспризорников возросло до 4,5 млн человек, из группы всех малолетних преступников беспризорничали 67 %, в родительськой семье воспитывались только 20 %, а еще 23 % жили в неродных семьях или в детских заведениях (Гернет, 1924). В целях борьбы с детской преступностью и беспризорностью по инициативе и под руководством Ф.Э. Дзержинского была создана Комиссия по улучшению жизни детей, которая представляла собой разветвленную сеть временных и постоянных воспитательных учреждений – детских домов, школ санаторного типа, колоний, коммун, приютов. Тем не менее проблема детской беспризорности была официально обозначена Советским правительством лишь в 1924 году, когда и было принято решение реанимировать забытую за десятилетия идею „трудовой помощи” детям, которая заключалась в создании трудовых комун и трудовых колоний, где дети могли бы получить профессиональные навыки, необходимые для обеспечения себе заработка социально-позитивным путем – хоть и самым примитивным, но трудом. В сентябре 1920 года А.С. Макаренко прнял предложение Полтавского губнадзора организовать и возглавить колонию для нсовершеннолетних правонарушителей, в которой, используя свою систему воспитания „трудных” прдростков посредством приобщения к коллективному труду, подчеркивал важность индивидуального подхода к каждому ребенку, который „не означает возню с уединенной капризничающей личностью; индивидуальный подход в том и заключается, чтобы применительно к его индивидуальным способностям и склонностям сообщить ему качество личности, определенные общественным характером воспитания”. Для этого, по мнению педагога, необходимо было начинать с установления в коллективе доброжелательного, уважительного отношения со стороны учителей и воспитателей ко всем учащимся, в развитии творческого потенциала у каждого из колонистов.

Интересно отметить, что еще в 20-х годах прошлого столетия в России, как впрочем и в Европе, исследователями был поставлен актуальный и для нашего времени вопрос о тлетворном влиянии кинематографа на детскую преступность. Несмотря на то, что по сравнению с возможностями сегодняшнего кинематографа в плане мощнейшего воздействия на психику подростка фильмы того периода были не столь зрелищными, это нисколько не мешало малолетним преступникам имитировать поведение героев, воспроизводя в своих преступных действиях то, что они видели на экране.

Послевоенный период хараткризуется формированием системы как исследования детской преступности так и борьбы с ней, результатом которой является существующая ныне правовая система ответственности несовершеннолетних.

Однако существование системы было подвержено внешним изменениям. Так, в 1991 году, после подписания „Беловежского соглашения” в стране фактически были разрушены институты, эффективно работавшие не один десяток лет, забыт бесценный исторический опыт. Экономическая нестабильность и незащищенность стали одним из главных факторов всплекса детской безнадзорности, преступности, алкоголизма и наркомании. (Синев, 2008). Росла жестокость правонарушений среди подростков, обсуловленная снижением значимости моральных и религиозных устоев в семейном воспитании, воздействием средств массовой информации с их противоречивыми идеалами и возможностью выбора многих „норм” поведения (Ниссен, 1992 с. 63). Преступность несовершеннолетних выросла как в абсолютных так и в относительных значениях и стала более опасной.

К причинам роста подростковой преступности исследователи относили перегруженность следственных органов, которая не давала возможности качественного расследования дел о преступлениях, совершенных подростками, при низкой квалификации самих следователей, и низкую эффективность профилактической работы, проводимой инспекциями по делам несовершеннолетних. Особо выделялся и тот факт, что уголовному наказанию подвергалась лишь 1/3 от общего числа несовершеннолетних правонарушителей (Петелин, 1990, с. 98).

Таким образом, проведенный в рамках данной работы анализ эволюции преступности несовершенолетних в различные периоды существования нашего государства позволил сделать некоторые выводы.

1. Преобладающими преступлениями, совершаемыми несовершеннолетними в дореволюционной России, являлись „незначительные кражи”, как правило, сопряженные с нищенством и бродяжничеством, и хулиганские действия. В основе подавляющего большинства мотивов на совершение преступлений против собвтенности (именно они составляли основной процент) лежала потребность в получении материальных средств, необходимых для обеспечения (или поддержания) жизнедеятельности несовершеннолетних (в трактовке того времени – „нужды”). Исследователи детской преступности в дореволюционной России выделяли три группы несовершеннолетних правонарушителей: „случайных”, в преступлениях которых было много специфически детского с элементами шалости, необдуманных порывов, чисто детских (юношеских) увлечений при наличии „детской незрелости мотивов”; малолетних преступников из неблагополучных семей с дурной наследственностью, с прирожденными дефктами психофизической организации, с крайними проявлениями ранней развращенности” (около 10 %) и подростков, вставших на преступный путь вследствие „ударов суровой нужды” – голоди холод вынуждали их совершать преступления.

К основной причине детской преступности в дореволюционой России современники относили исключительно малую обеспеченность или необеспеченность родителей малолетнего преступника, которая неизбежно вела к совершению ребенком имущественных прступлений, среди которых львиную долю составляли различные виды простых краж, „необходимых несовершеннолетнему не для накопления, а для немедленного использования”. Годы разрухи после Гражданской и Великой Отечественной войн закономерно порождали новый всплеск детской преступности, вызванной опять же социально-экономическими причинами – беспризорники, потерявшие родителей, в поисках „куска хлеба” шли на грабежи и кражи.

2. В период „развитого социализма” преступность несовершеннолетних как социальное явление не рассматривалось. Пропагандировалось, что социально-экономические и политические преобразования в стране полностью искоренили как детскую беспризорность так и преступность несовершеннолетних как социальное явление. Действительно, в период „застоя” беспризорность была практически поностью ликвидирована и уровень детской преступности несколько снизился, однако несовершеннолетние совершали преступления и уже не только кражи, а преступления против жизни и здоровья граждан, то есть преступность несовершеннолетних стала изменяться по качественным характеристикам. Большинство исследователей видели преичину преступности в неправильном воспитании в семье.

3. В период перестройки, в „дикие девяностые” – появился качественно новый тип несовершеннолетних преступников – более агрессивный, циничный и жестокий подросток, не знающий и не желающий признавать ни моральных ни нравственных норм поведения в обществе. Мы постепенно пришли не просто к новому всплеску прступности несовершеннолетних, а к абсолютно иному ее качеству – совершению подростками из различных социальных слоев тяжких и особо тяжких преступлений, в подавляющем большинстве случаев не связанных с удовлетворением насущных, жизненно важных потребностей. Наше государство оказалось лицом к лицу с глоьальной проблемой, решение которой потребует много сил и времени для того, чтобы не столько искоренить это зло, но и сами причины его возникновения. А причины эти – опять же социальные.

В настоящее время:

Гласность, которая относится многими к завоеваниям демократии, открывает перед нами страшную картину – небывалое до этого количество несовершеннолетних наркоманов, токсикоманов, проституток и преступников. Коренным образом изменился как характер так и механизм совершения преступлений – тяжкие и особо тяжкие преступления теперь уже совершают не только подростки из неблагополучных семей, относящиеся к категории „трудных” с устойчивым противоправным поведением, но и дети из благополучных семей - „элитарные трудные”. При этом преступления несовершеннолетних, совершаемые в группе и единолично отличаются жестокостью, часто сопряженной с особым цинизмом . Особую группу составляют преступления, совершаемые устойчивыми объединениеями подростков. Данные преступные образования отличает высокая подготовленность к совершению противоправных действий, наличие заранее разработанного плана, распределенность ролей, наличие внутренних „неписанных” законов, норм и ценностей. Члены этих групп проявляют высокий уровень преступной устойчивости и сплоченности, свособность хранить групповую тайну, тщательно скрывая ее от окружающих, что ведет к высокому уровню групповой приемлемости и к специфическому общению – сложному, скрытому, имющему антиобщественных характер.

Под воздействием группового мнения правовые и нравственные взгляды подростков, даже в случае, если они изначально, до вхождения субъекта в подростковую группу были просоциальными, претерпевают существенные негативные изменения, в связи с чем правосознание подростков все больше искажается, а протиивоправные формы поведения становятся наиболее приемлемыми.

Мы глубоко убеждены в том, что именно безнаказанность является одним из провоцирующих факторов роста преступностии несовершеннолетних, поэтому сверхгуманность действующего уголовного законодательства в отношении несовершеннолетних в современых условиях считаем не вполне оправданной. Почти полное исчезновение страха наказания, подчиненность общей воле группы в сочетании с обостренным желанием утвердиться в качестве полноправного ее члена (Можгинский, 2006) способствует в условиях конфликта выбору подростком противоправного варианта поведения (Долгова, 1981, с. 47-48).

Факт:

В лениградской области по состоянию на 1 февраля 2003 года было выявлено 60 несовершеннолетних, принадлежащих к неформальным группировкам экстремистского толка, причем 46 из них являлись учащимися общеобразовательных школ.

Прогнозировать поведение несовершеннолетних членов подобных преступных групп по время проведения следственных действий очень сложно, поскольку это связано как с идеологической направленностью группы, так и с иерархическим положением конкретно каждого несовершеннолетнего в данном образовании. В любом случае, как показывает наша практика, подростки, своершившие насильственное преступление, которым, как правило, бывает особо тяжкое (убийство), полностью осознают свои действия и в полной мере могут руководить ими в период совершения деликта. Раскаяния в содеянном они не испытывают, опять же по причине полного и интеллектуального и эмоционального погружения в пропагандируемую им и внедренную в их сознание идеологию.

Фабула преступления: (стр. 215-217):

29 сентября 2003 года несовершеннолетняя Л-ва, 16 лет, договорилась со своими друзьями несовершеннолетним Н-ким, 16 лет, М-ным, 17 лет, и новым знакомым, несовершеннолетним Н-вым, 15 лет, на совершение убийства своего «молодого человека» Ф-ва, так как он никак не хотел с ней расстаться и не позволял ей сделать аборт. Обвиняемая Л-ва тщательным образом спланировала совершение преступления и распределила роли – решив, что втроем им трудно будет убить Ф-ва, попросила друзей пригласить еще одного подростка, которым и оказался М-н. Л-ва позвала потерпевшего прогуляться по лесу, где предложила ему выпить предварительно купленный ею совместно с Н-ким разведенный спирт с целью введения Ф-ва в состояние алкогольного опьянения и облегчения совершения его убийства. В ходе распития спиртного к месту, где находились Л-ва с Ф-вым, в заранее оговоренное время подошли Н-ков, Н-кий и М-н, привлеченные для участия в убийстве по просьбе Л-вой, причем М-ну было обещано вознаграждение в сумме 100 рублей, так как он не являлся членом их группы, а был случайным знакомым. Подростки стали избивать потерпевшего руками и ногами по голове и телу, после чего Л-ва, действуя совместно и согласованно с Н-ким, нанесла Ф-ву ножом множественные удары в спину, живот и в область правого виска…После этого, увидев, что потерпевший дышит, и поняв, что смерть еще не наступила, Н-кий взял у Л-вой нож и нанес им еще не менее пяти ударов в область шеи и туловища Ф-ва, после чего все подростки с места происшествия скрылись и пошли «отмечать» содеянное в кафе. Испытуемая Л-ва родилась единственным ребенком в семье робочих, ее родители развелись, корда ей было около шести лет, однако отношения с отцом она поддерживала, встречаясь с ним не менее раза в месяц, проживая с матерью и отчимом. Подэкспертная росла и розвивалась соответственно возрастным нормативам, посещала детские дошкольные учреждения, в школу пошла с шести лет, училась плохо, дублировала 9-й класс. Как следует из школьной характеристики, испытуемая «за время учебы ничем себя не проявила…авторитетом не пользовалась…конфликтных ситуаций не допускала…дружила с более старшими ребятами, так как считала себя взрослее других сверстников». Мать подэкспертной в своих показаниях утверждала, что у дочери с начальних классов не складывались отношения с однокласниками: «Она часо прогуливала занятия без уважительных причин, уходила с уроков, но шла не домой, бесцельно бродила по улицам…в 12-13 лет у нее стали появляться плохие подруги из общежития…они также в школу не ходили, ругались матом, были «вольного» поведения…в общежитии был «шалман», я ее ругала, несколько раз избивала, она убегала из дома, однажды она убежала на два дня…в 12 лет она начала употреблять спиртные напитки…», испытуемая начала ранню половую жизнь, сожительствовала с 14-летнего возраста, в период проведения экспертизы была беременной со сроком 23-24 недели. Л-ва ранее не судима, к административной ответственности не привлекалась, курила с двенадцати лет, алкоголь, с ее слов, употребляла эпизодически, пояснила что курила марихуану и единожды принимала «таблетки, чтобы получить глюки». Согласно медзаключению, Л-ва была практически здорова, в принудительном лечении не нуждалась, под наблюдением психиатра не состояла., в период совершения правонарушения находилась в состояни простого алкогольного опьянения, могла осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий. При проведени следственных действий давала противоречивые показания, частино признавая вину в содеянном. Так, подтвердила тот факт, что пригласила молодых людей для «разборки» с Ф-вым, пообещав, и, выплатив после совершенного деньги. Не отрицала, что взяла с собой «топор для самообороны» и что по ее инициативе был куплен спирт, но заявила, что она хотела выпить «для уверенности в себе», отрицая при этом нанесение ударов Ф-ву именно ею. Утверждала, что потерпевшему наносились удары ножом подельниками. А она в это время «находилась в шоковом состоянии». При допросе в качестве обвиняемой испытуемая от дачи показаний отказалась, сославшись на плохое самочувствие, признав, однако, что именно она «организовала «разборку» с Ф-вым и привлекла для участия в ней Н-ва и Н-го, пояснив что ее целью было «выяснить отношения, «припугнуть» Ф-ва, а убивать его она не хотела. Допрошенный в качестве обвиняемого несовершеннолетний Н-кий вину в содеянном признал полностью, показав, что он имел с Л-вой хорошие отношения, «но Л-ва жаловалась на свого парня Ф-ва, который преследовал ее, не давал делать аборт». Обвиняемый показал, что он «не сообщил М-ну об умысле на убийство, ударил ногой в лицо Ф-ва, от чего тот упал», Н-кий, испугавшись, стал наносить Ф-ву удары ножом, после нанесения не менее пяти ударов к нему обратилась Л-ва и отобрала у него нож, которым сама нанесла несколько ударов в голову Ф-ва, после чего попросила Н-кого «добить» Ф-ва, что тот и сделал. Аналогичные показания при допросе в качестве свидетеля 06.10.2003 г. дает и другой обвиняемый подросток Н-ков, уточнив, что Л-ва изложила свой план. Сказав, что «она сначала напоит Ф-ва, после чего во время поцелуя ударит его обухом топора по голове, а потом я должен буду ударить Ф-ва отколотым горлышком от стеклянной бутылки, а Н-кий должен был ударить его ножом.» По ситуации деликта как Н-ков, так и М-ин дали показания, аналогичные показаниям Н-кого, указав, в частности, что «Екатерина взяла у Н-кого нож, подошла к Алексею, села перед его лицом и ударила его ножом один раз в область правого виска, нож застрял, и она не могла вытащить нож, она встала ногой на лицо Алексея, и только упершись подобным образом, вытащила нож…говорила, что это все мелочи жизни, таких ситуаций будет еще много, она с таким уже сталкивалась».При беседе с експертом-психологом испытуемая давала сведения, аналогичные своим показаниям, категорически отрицая нанесение ударов ножом потерпевшему, цинично ссылаясь на «любовь к нему». О содеянном говорила спокойно, пытаясь завоевать расположение експерта и вызвать жалость к себе как к беременной женщине. Говорила, что сожительствовала с Ф-вым около полутора лет, отношения между ними ухудшились, так как потерпевший стал выпивать и избивать ее, «но уйти от него она не могла, потому что любила его – с ним плохо, а без него еще хуже». Утверждала, что хотела «просто поговорить с ним, выяснить отношения, но одна идти боялась, так как он мог, опять сорвавшись, убить», спирт купила сама, так как «обещала пацанам за мою охрану». Говорила, что когда Н-кий наносил удары Ф-ву она «была в шоке, ничего не видела и не слышала». «А как вы думаете, когда любимого убивают на твоих глазах?» Не отрицала, что пошла ночевать к Н-кому, до этого «напившись с ним и М-ным». Пыталась представить себя експерту слабовольной, ведомой, зависимой от окружающих, настойчиво стараясь доказать, что Н-ков, М-ин и Н-кий ее «оговаривают, потому что считают, что беременной и несовершеннолетней ничего не дадут». При психодиагностическом иследовании испытуемой выявилась сохранность ее интеллектуально-мнестических функций, соответствие уровня развития познавательной деятельности возрасту, полученному образованию и микросоциальному окружению. В ходе предварительного расследования заняла позицию активной защиты, излагая версию происшедшего со свойственным ей артистизмом поведения и циничностью установок.

Так, примеров насильственных преступлений, совершенных в группе подростков с мотивацией вымещения, можно приводить множество – достаточно вспомнить пример, как малая группа девиантных подростков из трех человек зверзки убила БОМЖА который использовал для своего пропитания бездомных кошек, как „элитарный трудный подросток” возглавил групу осужденных несовершеннолетних, которые, находясь на стационарной экспертизе, в течение трех недель с невероятной жестокостью и цинизмом монотонно истязали несовершеннолетнего подэкспертного, вследствие чего тот скончался; как члены неустойчивой преступной группы несовершеннолетних большой численности истязали, а потом убили девочку-прдростка и т.п.

Вывод очевиден: ни о каких игровых мотивациях, ни о какой инфантильности и эмоциональной незрелости, которые способствуют совершению подростками подобных преступлений, не может быть и речи. Наша практика со всей очевидностью показывает, что подростки, совершающие подобные преступления и в период совершения деликта, и после содеянного осознают свои действия, понимают их противоправный характер и могут регулировать свое поведение, независимо от присущей их возрасту в той ли иной степени конформности взглядов и установок.

Подобного рода корыстно-насильственные преступления, совершаемые группой подростков, в настоящее время в России множество. При наличии огромного желания объяснить сверхагрессивность несовершеннолетних преступников с позиции их инфантилизма, недостаточной личностной зрелости, доминировании игровых мотивов или актуализации насущной потребности в обеспечении жизнедеятельности не получается. Напротив, ужасает не детский цинизм, с которым преступления планируются и разрабатываются, и та жестокость, с которой они в дальнейшем совершаются подростками. Вот лишь некоторые фабулы дел:

Фабула преступления:

Несовершеннолетние З. (16 лет) К. (15 лет) и Т. (15 лет) 5 октября 2003 года около 18 часов после совместного употребления спиртного вступили в предварительный сговор на убийство водителя автомобиля, занимающегося частным извозом. С целью реализации свого умысла З-н совместно с К-м и Т-м около 22.00 этого же дня пришли на автовокзал г. Б-р Нижегородской области, где, договорившись с водителем ВАЗ-2106 А-м. поехали в деревню В-и Б-о района и заплатили 300 рублей, пообещав доплатить по приезде еще 200 рублей. Продолжая реализацию свого умысла на убийство А-ва, несовершеннолетние З-н, Т-в и К-в попросили остановиться А-ва в с. И-е Б-о района, все вышли из автомобиля, после чего З-н, действуя совместно и согласно предварительной договоренности с К-м и Т-м, напали на А-ва, при этом, З-н имеющейся при себе кувалдой нанес несколько ударов в область головы последнего, а Т-в стекланной бутылкой в область головы потерпевшего. Доводя свой преступный умысел до конца, З-н, К-в и Т-в положили А-ва в багажник автомобиля, после чего привезли его к озеру, расположенному в с. И-кое, где, вытащив А-ва из багажника, поочередно нанесли ему множественные удары кувалдой, лопатой и газовым ключом по различным частям тела потерпевшего, в том числе и по голове, после чего З-н сел за руль автомобиля, на котором совершил три наезда на А-ва. От закрытой тупой черепно-мозговой травмы Агеев Д.А. скончался на месте происшествия. Затем, з-н, К-в и Т-в, привязав к шее потерпевшего газовый ключ, кувалду и металлическую трубу, сбросили труп в озеро. Кроме того, К-н совместно с З-м совершили убивство П-ва, а также покушение на убивство А-ва.

Фабула преступления:

Несовершеннолетняя К-ва, 15 лет, совместно с несовершеннолетней В-й, 15 лет, - 15.06.2007 г. нанесли множественные телесные повреждения О-ну (родному деду К-вой), от которых последний скончался на месте происшествия. Кроме того, К-ва и В-й похитили деньги у потерпевшего. Допрошенная в качестве подозреваемой и обвиняемой К-ва вину признавала частично, заявляя, что убивать деда не хотела, а «хотела только оглушить его и взять деньги в сумме четырех тысяч рублей». Утверждает, что она точно знала о том, что дед располагает данной суммой, но сам он ей «никогда их бы не дал, а надо было ехать отдыхать на природу с компанией». Поясняла, что хотела лишь «оглушить деда, чтобы он не увидел, кто именно на него напал», потому в процессе борьбы с дедом она «не говорила вслух, объяснялась с В-й жестами», при этом не отрицала, что нападение на деда было ею заранее тщательно спланировано, что именно она предложила В-й «напасть» на деда, и также не отрицает, что ее роль в правонарушении была ведущей и основной. Подробно и эмоционально спокойно рассказывала эксперту-психологу о том, как она давала распоряжения В-й, чем и как бить деда, посылала ее за ножом, а когда дед «скинул с себя В-ву, потому что она маленькая, я сама села на него и стала его бить ножом, чтобы подавить его сопротивление.» Показала, что именно она велела В-й разбросать вещи по комнате, инсценировав этим самым ограбление. После содеянного В-ва и К-ва взяли деньги и ушли из дома потерпевшего к девушке, которая их ждала в заранее условленном месте, купили спиртное и стали выпивать. На следующий день К-ва с В-й на оставшиеся деньги купили себе одежду на рынке и поехали на пикник.

Несовершеннолетние обвиняемые, как указывалось ранее, в ходе предварительного расследования очень часто выявляют признаки защитно-установочного поведения с целью избежать ответственности за содеянное, перекладывая вину на своих подельников – членов преступной группы. Но достаточно распространенным бывает и указание на применение к ним физического воздействия со стороны работников милиции, что в дальнейшем не находит свого подтверждения.

Как показывает практика, большинство несовершеннолетних, обвиняемых в тяжких корыстно-насильственных преступлениях, не зависимо от напористой, или наоборот, нейтральной позиции их защитника (или законного представителя), вопреки бытующему мнению о полной зависимости подростка от более сильной, взрослой личности и его несамостоятельности в принятии решений, проявляют упорство в избранной позиции, выявляя такие характерологические особенности как самодостаточность, лживость и изворотливость, не зависимо от свого иерархического положення в преступной группе.

Мотивация удовлетворения гедонических потребностей, связанных с первичными сексуальними влечениями (мотивы удовлетворения физиологических потребностей и мотивы развлечения) при совершении преступлений несовершеннолетними характеризуется следующим.

При совершении групповых сексуальных преступлений указанная мотивация включает в себя мотивы удовлетворения физиологических потребностей, связанных с первичными сексуальными влечениями. Обусловленные возрастом пубертата, сопряженные с сопутствующими им мотивами развлечения, - подростки получают наслаждение от глумления над беззащитной жертвой, тем самым самоутверждась в глазах друг друга, а не только от собственно сексуальних действий.

Фабула преступления:

Несовершеннолетние Ш., К. с С. в середине 2004 года, находясь на территории поселка городского типа Д. Нижегородской области, подошли к ранее незнакомому им малолетнему Д., нанесли ему серию ударов руками по телу. После чего насильственно завели в заброшенную «теплушку», где потребовали выполнить их требования сексуального характера (coitus per or): К. приставил лезвие перочинного ножа в область сердца Д. и, угрожая нанести удар ножом, потребовал выполнение сексуальных действий, в это время Ш. и С. Держали Д. за руки и угрожали избить в случае невыполнения их требований. Боясь физической расправы со стороны Ш.К. и С., Д. сопротивления не оказал и выполнил требования каждого из насильников. Допрошенные в качестве обвиняемых подростки вину не признавали, при этом Ш. от дачи показаний отказался, однако, дополнительно допрошенный в качестве обвиняемого, свою вину признал частично, указав, что когда он зашел в «теплушку», то увидел как К. и С. требовали от Д. совершения сексуальных действий, а Д. отказывался, не соглашался, плакал, но затем выполнил все их требования, а насильники, глумясь над жертвой, совершили еще и мочеиспускание в рот подростка. Ш. утверждал, что он сам не заставлял Д. совершать сексуальные действия «об этом Д. сказал К., и Д. подчинился.» настаивал на том, что Д. сам, без принуждения с его стороны, согласился совершить с ним действия сексуального характера: « Я видел, как К. и С. это делали и говорили мне: «Классно. Классно!» - и я решил попробовать».

Подобного рода преступлений, к сожалению, множество. И они однотипны по механизму совершения, не зависимо от того, кто является потерпевшим – малолетний мальчик или несовершеннолетняя девочка, выполняющая требования насильников. Не отличается и разнообразием и поведение несовершеннолетних преступников после содеянного – они в большинстве своем не признают вину, говоря о добровольности совершения сексуальних действий со стороны жертвы.

Преступления с указанной мотивацией совершаются устойчивыми однородными или смешанными, малыми или средними группами подростков, при этом членами подобных образований могут быть как девиантные подростки, так и подростки из социально благополучних семей, которые, ощутив безнаказанность от впервые содеянного, сплоченные общностью «Мы» - с готовностью идут на аналогичные новые преступления.

При возбуждении уголовного дела в ходе предварительного расследования несовершеннолетние обвиняемые в подобных преступлениях вину в содеянном не признают, настойчиво указывая на наличие у самого потерпевшего (потерпевшей) желания совершения сексуальних действий или перекладывая вину за совершенное на своих подельников. С работниками следствия обачно ведут себя спокойно, корректно, пытаясь завоевать симпатию и расположить к себе как к невиновному лицу. Понятно, что ни чувства вины за содеянное, ни жалости к потерпевшему подростки не испытывают, полностью сознавая при этом противоправность своих действий.

Интерес представляют выводы экспертов, сделанные по результатам анализа преступлений с мотивацией наказания. Данные преступления, как отмечают эксперты, встречаются все чаще, при этом их отличительной особенностью является циничная продуманность при подготовке правонарушения и последовательность действий при его совершении. Жертва, никогда не являясь случайной, наказывается за свои поступки (действия), своершенные по отношению к организатору деликта. Причем эти поступки жертвы, за которые она «несет» наказание, как правило, мизерны и незначительны с позиции восприятия взрослым человеком, но подростками они декларируются как сверхзначимые для статуса «оскорбленного» члена группы. В нашей экспертной практике во всех без исключениях случаях девочка (а жертвами при подобной мотивации бывают именно девочки) «за глаза» плохо высказалась в адрес сверстницы (опять же всегда лица женского пола), занимающей лидирующее положение в референтной группе подростков, за что и была наказана.

Поскольку самым унизительным для любой личности, а в особенности для подростка, является совершение с ним публичных групповых сексуальних насильственных действий. «оскорбленные» субъекты избирают именно этот вариант отмщения «обидчику». При этом насильственне манипуляции сексуального характера всегда сопровождаются дополнительными, унижающими честь и достоинство потерпевшей действиями – заставляют кукарекать, танцевать стриптиз, забрасывают отходами из мусорного бака, испражняются на потерпевшую, прижигают половые органы спичками. Этот ужасающий по своему цинизму и жестокости, проявляемых со стороны подростков, список, к сожалению, можно продолжить.

К сожалению, в нашей экспертной практике ни разу не встречался случай, когда бы подросток, даже не являющийся членом преступной группы, а оказав шийся случайным свидетелем происшедшего, попытался заступиться за жертву, облегчить ее участь или хотя бы анонимно сообщить о совершении преступления – подростки смотрели на истязания жертвы и в лучшем случае просто уходили. Полагаем, что объяснять вышеизложенное с позиции подросткового конформизма не приходится – речь может идти об утрате человечности у большой части молодого поколения, о глобальном искажении ценностей, о бездуховности, корни которой произрастают от культивирования в нашем обществе жестокости под лозунгом «Кто сильней – тому все можно, у того и власть!».

При проведени следственных действий организаторы преступлений и члены устойчивых преступных групп жалости к потерпевшей не испытывают, в содеянном не раскаиваются, даже бравируя совершенным.

Результаты проведенного исследования в части выявления ведущих мотиваций совершения подростками групповых преступлений позволяют сделать ряд выводов:

мотивации девиантного поведения криминальной направленности у несовершеннолетних подростков при совершении в группе одного и того же типа преступлений существенно различаются;
при совершении групповых прступлений конформность поведения подростков преимущественно носит характер внутренней, что свидетельствует об устойчиво сформировавшейся антисоциальной направленности личности несовершеннолетних правонарушителей при полном осознании ими противоправности своих действий;
членами подростковых преступных групп в настоящий период являются не только социально-педагогически запущенные девиантные подростки из социально-неблагополучных семей („трудные”), но и несовершеннолетние, отличающиеся достаточно высоким интеллектуальным уровнем из просоциальных, благополучных семей („элитарные трудные”)
в подавляющем большинстве случаев при проведении следственных действий (в частности допроса) несовершеннолетние вину в содеянном не признают, выявляя признаки защитно-установочного поведения, не испытывая при этом раскаяния за совершенное, что свидетельствует с одной стороны, об устойчивой криминальной направленности их взглядов и установок, а с другой – о достаточно высоком уровне адаптированности в социуме, в том числе и при вынужденном общении в жизненно важных ситуациях с лицами, наделенными властными полномочиями.

Как показало настоящее исследование, мотивации совершения преступлений у подростков не в коей мере не обусловлены совокупностью инфантильных незрелых мотивов. Даже отдельно взятые, изолированные мотивы могут быть характерны и для взрослых преступников: например те же гедонические мотивы – для легковесной, экоцентричной, демонстративной личности, мотивы самоутверждения – для слабой личности с неустойчивой самооценкой.

Заключительные выводы:

Таким образом, проведенное исследование позволяет констатировать следующее:

Преступность несовершеннолетних в современной России, несмотря на социально-экономические и политические преобразования, продолжает носить характер социального явления.
Подростковая преступность изменилась в сторону утяжеления – неуклонно растет число тяжких и особо тяжких преступлений, совершаемых подростками с особой жестокостью;
Подавляющее большинство преступлений, совершенных психически здоровыми подростками, носят характер спланированных и подготовленных при полном осознании ими своих действий в период осуществления деликтов.
Поведение несовершеннолетних при взаимодействии с работниками следственных органов в сложной для любой, даже взрослой личности судебно-следственной ситуации в большинстве своем свидетельствует о хорошей адаптивности их в социуме;
Эмоциональное и поведенческое реагирование несовершеннолетних обвиняемых (подозреваемых) в ходе предварительного расследования в части признания-непризнания своей вины в содеянном указывает на правильную оценку подростками своего места в сложившейся судебно-следственной ситуации при стремлении избежать ответственности за совершенное, рассчитывая на гуманность действующего законодательства в отношении несовершеннолетних правонарушителей.

Приложение:

- сводная таблица групповых деликтов.

Сводная таблица групповых деликтов

Тип правонарушения	Мотивация совершения деликта	Характеристика преступных групп	Социально-демографический данные членов группы	Сереотипы поведения н/л с работниками следствия в ходе допросов
Корыстный (38 деликтов)	Мотивация удовлетворения витальных потребностей для обеспечения жизнедеятельности при немедленном использовании полученных средств (8 дел)	Малые устойчивые однополые или смешанные группы с внутренней конформностью поведения	Педагогически запущенные, депривированные подростки	Вину признают, не раскаиваются, контактируют неохотно, замкнуты
	Ситуационно возникающая мотивация обогащения (9 дел)	Неустойчивые группы малой или средней численности, однополые или смешанные с внешней конформностью поведения	Педагогически запущеные, эмоционально незрелые, зависимые подростки из различных социальных слоев	Вину признают, раскаиваются, контактируют охотно
	Мотивация удовлетворения гедонических потребностей посредством применения «одурманивающих» веществ (8 дел)	Устойчивые однополые группы малой или средней численности с внутренней конформностью поведения	Подростки из различных социальных слоев («трудные, элитарные трудные»)	Вину не признают, не раскаиваются, контактируют неохотно, демонстрируют спокойствие, часто декларируя свою возможную безнаказанность
	Мотивация девиантной идентичности (13 дел)	Однополые устойчивые группы средней или большой численности под руководством взрослого преступника с внутренней конформностью поведения	Социально-педагогически запущенные девиантные подростки («трудные»)	Вину признают, не раскаиваются, контактируют неохотно, легко аффектируются, агрессивное поведение защитно-компенсаторного характера
Насильственный (64 деликта)	Мотивация замещения (26 дел.)	Однополые или смешанные с неустойчивой криминальной направленностью, средней или большой численности, как с внешней, так и с внутренней конформностью поведения	Социально-педагогически запущенные девиантные, депривированные подростки из социально неблагополучных семей («трудные»)	Вину признают частично, перекладывая ответственность на подельников, контактируют охотно, раскаяния не испытывают, защитно-установочное поведение
	Религиозная, оккультная или националистическая направленность мотивации (10 дел)	Однополые устойчивые группы большой или средней численности под руководством взрослого преступника с внутренней конформностью поведения	Девиантные подростки из социально благополучных семей («элитарные трудные»)	1) признание вины при сокрытии истинных мотивов содеянного и своей принадлежности к группе; 2) отказ давать показания.
	Мотивация вымещения	Неустойчивые однополые или смешанные средней численности, как с внешней, так и с внутренней конформностью поведения	Социально-педагогически запущенные девиантные подростки из неблагополучных семей («трудные»)	Вину признают частично, перекладывая ответственность на подельников, контактируют охотно, раскаяния не испытывают, защитно-установочное поведение

Стр. 2

Тип правонарушения	Мотивация совершения деликта	Характеристика преступных групп	Социально-демографический данные членов группы	Сереотипы поведения н/л с работниками следствия в ходе допросов
Корыстно-насильственный (86 деликтов)	Первичная корыстная мотивация (82 дел.)	Устойчивые или неустойчивые, однополые или смешанные, малой или средней численности с внутренней конформностью поведения	Из различных социальных слоев («трудные», «элитарные трудные»)	Вину не признают, перекладывая ответственность на подельников, либо отказываются от ранее данных показаний, объясняя первоначальные признательные показания применением к ним физического или психологического насилия; не раскаиваются.
Корыстно-насильственный (86 деликтов)		Устойчивые малые однополые с внутренней конформностью поведения	Социально-педагогически запущенные девиантные подростки из неблагополучных семей («трудные»)	Противодействуют следствию, постоянно меняя показания, либо отказываются их давать
Сексуальный (67 деликтов)	Мотивация удовлетворения гедонических потребностей, связанных с первичными сексуальными влечениями (34 дел.)	Устойчивые или неустойчивые, однородные или смешанные, малые или средние	Из различных социальных слоев («трудные», «Элитарные трудные»)	Вину не признают, перекладывая на подельников, настаивая на добровольности сексуального контакта, не раскаиваются, общаются охотно, пытаясь завоевать симпатию
	Сексуально-корыстная мотивация (7 дел.)	Малые устойчивые однополые с внутренней конформностью поведения	Из различных социальных слоев («трудные», «Элитарные трудные»)	Вину не признают, не раскаиваются, ведут себя вызывающе
	Мотивация наказания (26 дел.)	Большой или средней численности, смешанные, с внутренней конформностью поведения у устойчивого «ядра» группы; «зрители» - неустойчивое образование с внешней конформностью поведения	Из различных социальных слоев («трудные», «Элитарные трудные»)	Лидеры вину признают, не раскаиваются, ведут себя вызывающе, дерзко. «Рядовые» члены группы вину не признают, перекладывая на подельников, либо преуменьшают свою роль, общаются охотно, подобострастно